Литературная мода: Литературная гардеробная (мода в художественном произведении)

Модные советы из литературных произведений

Модный блог

Право на собственное мнение по поводу моды и стиля заслуживают не только редакторы глянца и известные дизайнеры. Задолго до них своими рассуждениями на вечные темы зачастую делились классические авторы. В качестве вдохновения для девушек, чей прикроватный столик не обходится без книги, ELLE выбрал семь ярких цитат литературных авторитетов о моде и отношении к одежде.

«Завтрак у Тиффани» Трумена Капоте

Опубликованный за три года до культовой экранизации, роман Трумена Капоте «Завтрак у Тиффани» сразу стал бестселлером и модной библией конца 1950-х годов, а главная героиня Холли Голайтли с ее неповторимым стилем приобрела репутацию идеального воплощения образа богемной аристократки того времени.

«Ночь стояла теплая, почти летняя, и на девушке было узкое, легкое черное платье, черные сандалии и жемчужное ожерелье. При всей ее модной худобе от нее веяло здоровьем, мыльной и лимонной свежестью, и на щеках темнел деревенский румянец».

Совет: иконы стиля существуют не только на обложках модных журналов и на снимках знаменитых фотографов, но и в литературных произведениях, уже получивших статус классических. И очевидный вывод: маленькое черное платье в комплекте с жемчужным ожерельем никогда не выйдет из моды.

«Американский психопат» Брета Истона Эллиса

В романе «Американский психопат» Брета Истона Эллиса названия модных брендов встречаются практически на каждой странице. С помощью языка известных марок автор описывает действительность, окружающую главного героя – Патрика Бейтмена, одержимого двумя вещами – модой и убийствами.

«— Эдж в Armani, — кричит она, указывая на басиста.

— Это не Armani, — кричу я в ответ. — Это Emporio.

— Нет, — кричит она. — Armani.

— Приглушенные светло-серые тона, а также темно-серые и синие. Четкие лацканы, неяркая клетка, горошек и полоска — вот Armani. Не Emporio, — кричу я, зажав уши руками. Меня раздражает, что она этого не знает и не отличает одно от другого. — Вот в чем разница».

Совет: никогда, слышите, никогда слепо не доверяйте гетеросексуальному мужчине, который разбирается в моде лучше, чем вы.

«Философия одежды» Оскара Уайльда

Известный денди Оскар Уайльд часто признавался в своей любви к моде и охотно рассуждал на эту тему. Так, в 1885 году он опубликовал целое эссе, озаглавленное «Философия одежды», в котором утверждал, что «с художественной точки зрения, мода – это одна из форм уродства, невыносимого настолько, что мы вынуждены менять ее каждые полгода».

Совет: фразу Уайльда, успевшую получить статус афоризма, можно интерпретировать по-разному. Самый привлекательный вариант – сделать вывод, что, выбирая между слепым следованием модным тенденциям и выработкой собственного стиля, лучше отдать предпочтение последнему.

«Монолог царя» Марка Твена

Твен часто поднимал в своем творчестве тему одежды. Так, именно ему принадлежит известная фраза: «Человека красит одежда. Голые люди имеют крайне малое влияние в обществе, а то и совсем никакого». Кроме того, писатель довольно четко обозначил свою позицию по поводу того, как вещи определяют отношение к своему хозяину в публицистическом очерке «Монолог царя»: «Полицейский в штатском – это просто человек, но когда на нем форменный мундир, он стоит десятка. Платья и титулы – самое могущественное средство воздействия, сильнее нет ничего на свете. Они вселяют в человека бездумное и безоговорочное уважение к судье, к генералу, адмиралу, епископу, послу, к ветреному графу или идиоту – герцогу, к султану, королю, императору. Ни один титул, даже самый высокий, не производит впечатления без помощи платья».

Совет: одевайтесь соответственно своему статусу или статусу, который хотите заполучить.

«Орландо» Вирджинии Вулф

Произведения британской писательницы и одной из основоположниц модернизма зачастую поднимали темы, к которым современники Вулф были еще не готовы: феминизм, политика, гендерная самоидентификация и социальные роли в обществе. Помимо вопросов, которые в некоторых странах являются табуированными и по сей день, в своем романе «Орландо» писательница вскользь коснулась и роли одежды в процессе восприятия людьми друг друга:

«Кажется, что одежда? – говорят эти мыслители, – пустяк, ничто, а ведь назначение ее куда важней, чем просто защищать нас от холода. Она меняет наше отношение к миру и отношение мира к нам».

Совет: к моде стоит относиться серьезно. Это не только искусство красиво одеваться, но и социальное явление, тесно связанное с искусством, культурой, политикой, экономикой и понятием личности.

«Платья» Франца Кафки

Писатель, работы которого практически полностью состоят из метафор и абстракций, рассуждал на тему моды и стиля в коротком рассказе «Платья»:

«Когда я вижу на красивых девушках красивые платья с пышными складками, рюшами и всяческой отделкой, мне часто приходит на ум, что платья не долго сохранят свой вид: складки сомнутся и их уже не разгладить, отделка запылится и ее уже не очистить, и ни одна женщина не захочет изо дня в день с утра до вечера носить то же самое роскошное платье, ибо она побоится показаться жалкой и смешной».

Совет: как и все произведения Кафки, этот рассказ можно интерпретировать десятком разных способов. В том числе решить, что автор призывает нас отказаться от вычурных остромодных нарядов, отдав предпочтение вечной классике и добротным базовым вещам, в которых нет риска выглядеть нелепо и через пару лет после покупки.

«Белый альбом» Джоан Дидион

Фото

gettyimages

Писательница, муза и лицо рекламной кампании Céline еще в 1979 году раскрыла список вещей, без которых не обходится ни в одном путешествии, в своей книге «Белый альбом»:

«Упаковать и носить: 2 юбки, 2 пары шерстяных колготок или трико, 1 пуловер, 2 пары туфель, чулки, бюстгальтер, ночная рубашка, халат, тапочки, сигареты, бурбон, сумка с шампунем, зубной щеткой и пастой, мыло Basis, бритва, дезодорант, аспирин, рецепты, Tampax, крем для лица, пудра, детское масло. Иметь при себе: накидка из мохера, печатная машинка, 2 разлинованных блокнота и ручки, ключ от дома».

Совет: собственно сам список. За 35 лет, прошедших с публикации книги, перечень необходимых вещей практически не изменился, разве что место печатной машинки в нем теперь занимает ноутбук.

Волкова Анна

и мини, и макси – СамКульт

На полках магазинов и библиотек регулярно появляются новые книги, в журналах печатаются новые произведения. Этот, на первый взгляд, хаотичный поток текстопорождения, тем не менее, обладает признаками вполне поддающегося осмыслению процесса. Литература как целое всегда процессуальна.

О литературных предпочтениях

Что-то находится на зримой поверхности, как яркая щепка, плавающая на речной волне, а что-то творится в непостижимых глубинах, подобно какому-нибудь подводному океаническому течению. Ведь не скажешь с обескураживающей определенностью, когда меняется сам тип художественного сознания?
В самом деле, когда именно? В понедельник? В девять утра? Мы знаем из истории литературы: что-то сначала робко обозначается, намечается в литературной практике, как появились, скажем, неясные опыты предсимволизма в далекие 1880-е годы в поэзии В.  Соловьева, К. Случевского, К. Павловой. А уж потом найденное начинает множиться, углубляться, приходит пора рефлексии, осмысления, пора громких деклараций и литературных манифестов.
Наверное, столь же незаметно зарождаются и стилевые тенденции, постепенно набирая силу и становясь только со временем ведущими. Не сразу ведь стало очевидным, что лесковская проза в силу заложенных в ней потенций «чревата» продуктивной традицией, побудившей многих последователей использовать так называемые сказовые формы и ориентироваться на воспроизводство механизмов устной речи. Но вот потом появится проза А. Ремизова, А. Белого, Е. Замятина, М. Зощенко, и фигура рассказчика с его незамысловатым слогом станет определяющей. То, что мерцало в каких-то ментальных глубинах, выходит на поверхность, на всеобщее обозрение, становится одной из выразительных примет литературного процесса.
Таким же изменениям с течением времени подвергается и многокомпонентная жанровая система в литературе. Она весьма пластична, «отзывчива» и всегда готова адекватно ответить на запросы эпохи, на ожидания читателей. В пушкинские времена пышно расцветала поэзия во всем великом множестве своих больших и малых жанровых форм. Но пришло другое время с его устойчивой тягой к реалистическому анализу, к строгому выяснению всяких детерминант, причинно-следственных связей, и вот уже на авансцену выдвигаются роман, очерк и психологическая драма. Приходит новый рубеж, открывший иррациональное, силу, по выражению В. Брюсова, «сверхчувственной интуиции», и поэзия в последующие десятилетия Серебряного века снова возвращает себе утраченные позиции. А потом в эпоху после войн и мятежей 1910-х годов снова будет спрос на романные формы. И т. д., и т. п. Маятник литературных предпочтений продолжает неустанно раскачиваться из стороны в сторону.

Ее Величество литературная мода

Но кроме глубинных запросов эпохи и идущего сверху (чаще от имени власти) так называемого социального заказа, интерес писателей и читателей к тем или иным темам, фабульным ходам, литературным традициям, предпочтительным жанрам порой диктует и мода. Да, она, Ее Величество мода, тоже бывает в литературе. В каждом сезоне вырисовывались некие модные доминанты — новое «культовое» имя, новая книга, новый спектакль.
Как писал в одной из своих статей А. Н. Толстой: «Веселое время был петербургский сезон. Начинался он спорами за единственную, подлинную художественность того или иного литературного направления. Страсти разгорались. Критика пожирала без остатка очередного, попавшего впросак, писателя. К рождеству обычно рождался новый гений. Вокруг него поднимались вихрь, ссоры, свалка, летела шерсть клоками. Рычал львом знаменитый критик. Другой знаменитый критик рвал в клочки беллетриста. Щелкали зубами изо всех газетных подвалов. Пороли друг друга перьями».
В воспоминаниях «Поезд на третьем пути», написанных в годы вынужденной эмиграции, известный «сатириконец» Дон-Аминадо (А. Шполянский) в свойственной ему броской фельетонной манере так характеризовал литературный процесс начала ХХ столетия: «Кого соблазнят, увлекут, уведут за собой в волшебный бор, на зеленый луг, в блаженную страну за далью непогоды, − все эти Навьи Чары и Чавьи Нары, первозданные Лиллит, шуты, которых звали Экко, герцоги Лоренцо и из пальца высосанные Франчески, вся эта сологубовщина и андреевщина, увенчанная „Чертовой куклой“ Зинаиды Гиппиус и задрапированной в плащ неизвестной фигурой, которая годы подряд стояла на пороге и называлась „Некто в сером“?! Кто будет прогуливать козу в лесную поросль для сладкого греха? Капризно требовать, настаивать, твердить: „О, закрой свои бледные ноги…“. Увлекаться Сергеевым-Ценским, спокойно уверявшим, что „у нее было лицо, как улица“? Кто помнит рассказы Чулкова, стихи Балтрушайтиса, поэмы Маринетти, в переводе Давида Бурлюка? А ведь все это были только цветочки, ягодки были впереди».
Конечно, мы сейчас можем посмеяться над этими преувеличениями, ироническими эскападами фельетониста, его во многом несправедливыми оценками, но в поле зрения автора мемуарной книги попало то, что может быть отнесено к явлению литературной моды.
Порой тяга к большим романам мирно уживалась (и благополучно уживается по сию пору!) с интересом к минимальным формам в словесном искусстве. Такое было, скажем, в 1920-е годы, когда сатирики создают эпиграммы, юморески, афоризмы, а прозаики большого эпического замаха покушаются на создание романов-эпопей, исторических романов, романных дилогий и трилогий. Как говорится, одно другому не мешает.
И эти крайности, как ни странно, можно вполне внятно и убедительно объяснить. С одной стороны, в стране происходят события огромной исторической важности, меняющие всю систему бытийных реалий, всю шкалу привычных ценностей. С отражением таких грандиозных процессов может справиться только романист. И у тогдашнего читателя тяга к чтению романов определяется желанием соотнести свой локальный опыт пережитого (может быть, опыт пронзительно-страшный, но все же локальный!) со всей многомерной панорамой происходящего.

Об афоризмах и максимах

А мода на минимальные словесные формы проистекает из стремления человека, живущего в период исторических потрясений, переопределить заново старые жизненные понятия, соотнести их с понятиями новыми. Ведь ушли в прошлое городовые, становые приставы, губернаторы, предводители дворянства, управа, различные детали бытового уклада, но взамен появились наркомы, управдомы, партячейка, коммуналка, новые подробности и явления повседневной жизни и т. д. От человека 1920-х годов требовались немалые и постоянные усилия в области номинативной и дефинитивной деятельности. Иногда это рождало комические несообразности. Невольно вспоминались ставшие классикой сочинения незабвенного Козьмы Пруткова или юмористические тексты знаменитых «сатириконцев» − Аркадия Аверченко, Саши Черного, Тэффи, Аркадия Бухова.
Учитывая такой читательский спрос, предприимчивые издатели еще в самом начале ХХ века стали собирать в отдельные сборники афоризмы, извлеченные составителями из больших текстов известных писателей того времени («Афоризмы и максимы Максима Горького», «Афоризмы и максимы Леонида Андреева» и т.п.). Но мы знаем и афоризмы, специально созданные писателями как отдельные мини-тексты. Таковы создававшиеся в 1920-1930-е годы афоризмы уже упомянутого Дон-Аминадо и писателя-философа Сигизмунда Кржижановского. В таком случае крохотные тексты существовали на правах самостоятельного художественного произведения, обладая необходимой эстетической завершенностью.
Потребность в минимальных формах диктовалась спецификой времени. ХХ век — век идеологем, политических дефиниций, лозунгов, транспарантов, митинговых формул. Возникала востребованность коротких фраз, которые можно вбросить в толпу. Это отражалось на газетных заголовках, публицистических клише. Свое влияние оказывали декларации, манифесты в искусстве (ведь и здесь всегда есть потребность в запоминающихся ключевых выражениях).
Однако минимальные формы, заняв свою нишу в культуре, не отодвинули формы большие. Поэтому литературная мода может парадоксально совмещать спрос одновременно и на мини, и на макси. Вот и сейчас кто-то подходит в книжном магазине к веренице сборников афоризмов, к антологиям эпиграмм, а кто-то выбирает роман пообстоятельнее и потолще. Один читатель остановится на пародиях Семена Лившина или «Байках скорой помощи» Михаила Веллера, другой охотно откроет объемистые романы Дмитрия Быкова или возьмется за «Обитель» Захара Прилепина. А порой один и тот же читатель испытывает настоятельную потребность сменить режим чтения и сделать под воздействием минутного настроения или каких-то внешних обстоятельств радикальный поворот от серьезного романного повествования к легковесной и незатейливой юмореске, а то и к сборнику расхожих анекдотов. Ведь в читательском выборе есть и вполне допустимый элемент случайности…
Конечно, мода, так сказать, по определению нечто сиюминутное и зыбкое. Как пошутил в свое время Михаил Светлов: «Какая разница между модой и славой? Мода никогда не бывает посмертной. Посмертной бывает только слава».

Сергей Голубков

Доктор филологических наук, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы СамГУ.

Опубликовано в издании «Культура. Свежая газета, № 4 (71) за 2015 год

Literary Clothing — Etsy.de

Etsy больше не поддерживает старые версии вашего веб-браузера, чтобы обеспечить безопасность пользовательских данных. Пожалуйста, обновите до последней версии.

Воспользуйтесь всеми преимуществами нашего сайта, включив JavaScript.

Найдите что-нибудь памятное,
присоединяйтесь к сообществу, делающему добро.

(
1000+ релевантных результатов,

с рекламой

Продавцы, желающие расширить свой бизнес и привлечь больше заинтересованных покупателей, могут использовать рекламную платформу Etsy для продвижения своих товаров. Вы увидите результаты объявлений, основанные на таких факторах, как релевантность и сумма, которую продавцы платят за клик. Узнать больше.

)